Лена была первопроходцем. Она орала так, что слышало ее все предродовое отделение. В этот момент я приехала на «Скорой», сказали мне, что минимум две недели могу еще гулять. Оставили меня в роддоме, приказали спать, но как тут уснуть под эти крики.
Я многих знакомых спрашивала, больно ли рожать. Практически все говорили, что боль специфическая, но выдержать можно. Наши бабушки вообще в поле рожали и шли работать дальше. А современные экземпляры в обмороки падают после каждой схватки.
Ленка кричала во все горло. Моя психика рушилась на глазах. Потом она замолчала, и я услышала детский плач. Начала накрывать меня – я ходила по стенке и пыталась правильно дышать. Очень хотелось пить, но в коридоре медсестер не было. На топчане спала санитарка. Когда я попыталась ее что-то спросить, она ответила:
— Спать быстро. У нас завтра куча абортов, дай отдохнуть!
Тут что-то напряглось внутри, щелкнуло и… Через минуту я уже стояла в луже. Санитарка начала будить врачей и готовить родовую. Я стала мамой дочери. Вскоре меня перевели в палату к Ленке.
Она сидела в ярком халате с собранными волосами. Мне казалось, что она светилась ярче солнца. Через несколько часов к нам присоединилась и Марина. На вид ей было лет 40, а на самом деле – 19. Муж ей постоянно передавал передачи с романтическими записками, а мы по-тихому завидовали. Вот Ленкин муж даже ни разу под окнами не был, ей передачи свекровь носила. Я смотрела на нас и не понимала, как наши мужья нас будут любить после родов – бледные тетки с обвисшими животами, ужас.
Здесь на это никто не обращал внимания. Смотрели только на здоровье детей и состояние новоиспеченных мамочек. Четвертая соседка поступила в нашу палату с ребенком-великаном. Она рассказывала, что гинеколог упрашивал ее усмирить аппетит, отправлял ее в патологию, а она не могла и дня прожить без торта или пачки шоколадных конфет. В роддом ей всегда приносили огромные пакеты с продуктами.
А вообще, она была добродушной. Всегда угощала нас и предлагала выпить с ней чая. Мы вместе отлично проводили время, пока в палате не появилась Оля. Мы все рожали естественным путем, а вот наша последняя соседка была после кесарева сечения. Она долго отходила от наркоза и не хотела с нами общаться. Мы уж думали, что она больная или с ребенком что-то в родах случилось. На худой конец – отказница.
После нашего осмотра в палату пожаловал неонатолог. Наших детей он осмотрел быстро и сказал, что все хорошо, а вот Оле сообщил, что шансов совсем мало. Восторжествовала тишина. Ей было 35, и это был ее первый ребенок, запланированный и долгожданный. Он родился раньше времени. Мы пытались ее утешить, но, сами понимаете, это было бесполезно.
Оля сутками плакала в подушку, Марина поэтому и перестала читать свои любовные послания. Нас интересовало, если ли у нее муж, но спросить в открытую мы боялись. Мы регулярно подбрасывали ей еду на тумбочку, но она ничего не ела.
Сложнее всего ей давались часы кормления. Когда нам приносили детей, она выходила из палаты. Нас выписали, а ее перевели в другое отделение.
С девчонками мы так и продолжили общение. Ленкин муж, который ни разу не проведал жену в роддоме, стал прекрасным папой. А вот Маринкин романтик стал ревнивым самцом. Машка села на диету и стала стройной, да и малыш ее вытянулся.
Я пришла с годовалой дочкой в поликлинику, и тут ухоженная, эффектная женщина говорит мне.
— Привет. Узнала?
— Нет…
— Оля! Мы в одной палате в роддоме лежали.
На руках у Оли был прекрасный парень, такого же возраста, как моя дочь, поэтому я растянулась в улыбке.
— Ой! Неужели это твой сын так вырос?
— Да! Слава Богу! Два месяца по больницам скитались, а потом на поправку пошли.
Наши детки вместе изучали растения в коридоре поликлиники, а мы разговаривали о своем, о женском.
